Лой Аглаида - Город И Художник
АГЛАИДА ЛОЙ
ГОРОД И ХУДОЖНИК
Памяти матери
Часть I. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ГОРОД
РОДНЫЕ СТЕНЫ
"ИЛ-18" заходил на посадку. Приникнув к иллюминатору, Константин с радостью узнавал проплывающие внизу площади, проспекты, даже отдельные здания, но к радости примешивалось тревожное чувство — много воды утекло, пока он учился в Питере...
Мощное, ртутно поблескивающее тело реки разделяло город надвое. Отчетливо были видны все четыре моста, связавшие лево- и правобережье. И простор, бескрайний простор, куда ни кинь взгляд!..
А каких-нибудь два тысячелетия назад здесь кочевали легендарные скифы... Константин невольно хмыкнул — "каких-нибудь два тысячелетия..." Но мысли его тотчас снова настроились на торжественно-романтический лад.
Быть может, под гранитным плато, из которого вырастают многотонные быки построенного в прошлом веке моста, до сих пор покоятся кости скифского героя первочеловека Таргитая... Со строительства этого, самого первого, моста и начинался Новосибирск...
Я возвращаюсь к тебе, мой Город — мысленно, говорил он.— Потому что здесь я родился и вырос. Здесь мой дом. Самолет на мгновение провалился в воздушную яму, и чувство свободного парения отдалось в нем ни с чем не сравнимым ощущением собственного могущества, какое бывает лишь в молодости: если бы весь мир вдруг стал чистым холстом — он смог бы переписать его наново!..
Но тут он запнулся, осознав чрезмерный пафос своего внутреннего монолога, и смущенно покосился на соседей, словно те могли подслушать его сокровенные мысли. Однако соседям было не до него, и он вновь погрузился в размышления.
И уже с ностальгическим оттенком явились ему Питер и родная Академия художеств — Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина. И засвербил, завертелся в мозгу червячок сомнения: может, поторопился уехать?.. Через год обещали выделить мастерскую...
Правда, плохонькую и на двоих, да в Питере, и это счастье... Стоп! Прервал он себя.
Это говорит тоска по студенческим неповторимым годам. Я не вижу себя вне своего города — вот в чем суть. И потому я возвращаюсь.
"Самолет произвел посадку в Толмачево... Температура за бортом... Просьба до полной остановки самолета..." Трап пружинисто заходил под ногами — дома!
Тренированный взгляд художника мгновенно вобрал и здание аэровокзала, показавшееся устаревшим, и множество серебрившихся в лучах восходящего солнца авиалайнеров, похожих на стаю сказочных птиц. Вольный степной ветер принес горьковатый полынный дух. Константин вдохнул полной грудью, засмеялся — и шагнул в неизвестность.
По трапу сбежал молодой человек лет двадцати восьми, в потрепанных джинсах и с рюкзаком. Закатанные рукава выцветшей клетчатой рубахи, небрежно заправленной в джинсы, открывали жилистые рабочие руки.
Был он среднего роста, нормального телосложения и, что называется, без особых примет. Разве только стрижка "под Иванушку" да слегка курчавившаяся темная бородка... Волосы у Константина Николаевича Гребнева тоже темные, с пепельным оттенком, а глаза серые и беззастенчиво пристальные.
В глубине улицы открылся желтый шестиэтажный домина с круглой башенкой, в которой когда-то дежурил пожарный. Шум ближайшего перекрестка разбивался о монументальную громаду здания, эхом отскакивал от его стен, долетая порой до ажурных балкончиков и полукруглых окон верхнего этажа.
Дрогнуло сердце, потеплели глаза. Скрипнула приветственно дверь подъезда. Почти бегом поднялся на пятый этаж, словно вместо рюкзака за спиной выросли крылья
